|
Письмо 5. О последствиях и опечатках. Ну так и есть. Мое предыдущее письмо к тебе каким-то образом напечатали в “Независимой”. Да еще с такими опечатками, что впору стреляться. В цитате из Пригова змею Кундалини, которая спит в основании позвоночника, а когда поднимается вдоль хребта, то дает Йогу обрести окончательное освобождение, - так вот эту змею, “что по-индийски Кундалини, по-иудейски же – никак”, назвали кундаликой. Тоже красиво, но как теперь смотреть в глаза Дмитрию Александровичу, если я когда-нибудь ему на них попадусь? Ему – Пригову! Который раз в две недели ходит в Институт философии на семинары Миши Рыклина! За кого он меня теперь посчитает? За Модеста Колерова? За Курицына, который уверен, что Чернышевского расстреляли на Сенатской площади? Увы, увы. Это, кстати, напомнило мне, дружище, как давным-давно, сидючи в разговорах на кухне, ты все норовил вставить спичку в диск телефонного аппарата, дабы лишить неуловимые органы возможности подслушивать. Я же, напротив, советовал тебе произносить свои речи четко, особо выделяя сносками трудные в произношении слова, дабы потом не пришили то, чего не было, и не приняли слово “виртуальность” за вертухая, а слово “конгениальный” за выпад против лично товарища Брежнева. В связи с этим. Не так давно решил журнал “Вопросы истории” блеснуть чем-нибудь современным и опубликовал гэбэшные материалы на академика Ландау. Сплошь тайное прослушивание. С кем, кроме жены, спал, что произносил в минуты душевной невзгоды и интимной близости. За дикцией Лев Давыдыч, понятно, не следил – и в публикации обычные матерные слова приобретают зловещий антисоветский, русофобский и даже сионистский оттенок! Такая, блин, у нас техника прослушивания с последующей публикацией! Но сегодня-то, когда сам все чистосердечно пишешь, четким почерком, потом посылаешь факсом, - неужели сегодня-то нельзя обойтись без опечаток, затрагивающих честь и достоинство многих еще живых, и среди них поэта Пригова Д. А. – да взять, наконец, в редакцию тех, кто знает, кто такая Кундалини, язви ее в корень! ..Впрочем, это все шутки, но люди действительно прочли нашу переписку и сделали вывод. Так, Леня Бахнов, прочитав мое предыдущее письмо к тебе и, в непраздном ожидании последующей выпивки, разразился от восторга по старой интеллигентской привычке гекзаметром, то есть тем “гомеровским ивритом”, как назвал бы его Михал Полтораныч, которым кто же из нас не грешил в старые добрые времена? Итак. “Друга любезно письмом забористым балует Игорь. Первую строчку прочтешь – тянет уже закусить. Строчку другую читать, может, не надо вообще. Если такие посланья шлет Шевелев нам по дружбе, боги, ответьте, прошу, что же он пишет врагам?..” Да в том-то и дело, Леня, что теперь у меня и врагов-то, как у нынешней России, не осталось – одни друзья по несчастью! Впрочем, что мы все о делах да о делах? Поговорим о погоде. Ею, как и правительством, недовольны все. Особенно по осени, после отпусков. Похолодало, пошел снег, твои пчелы давно уже в тепле. А, значит, можно было встать ранехонько утром девятого ноября, вспомнить, что сегодня как раз ровно двести лет как умер один наш хороший общий знакомый, старый сотоварищ по военной службе против демонов, старчик Григорий Саввич Сковорода, налить в рюмашку сорок граммов беленькой да и пропустить за упокой его тонкой и благообразной души. Тут бы еще и впендюрить что-нибудь по-гречески и по-латыни, но уж побережем наших чаянных и нечаянных свидетелей, а то еще примут за бизнесменов, и рэкета не оберешься… И так-то живы лишь нетривиальной фонетикой, а тут еще всякие корректорские неблагополучия, трудности компьютерного набора и прочие катаклизмы… Ладно, мой милый, целую. Твой Игорь Шевелев. Ноябрь 1994 года. |