|
|
Письмо четвертое. Об экстерриториальности. Ты спрашиваешь, так ли уж все дерьмово в Москве, как кажется тебе из прекрасного далека? Не все, хотя и почти. Вот, к примеру, сделал я на днях тридцать семь с половиной шагов из метро “Чеховская” и оказался в библиотеке того же имени. И не в библиотеке, а в натуральном салоне! Вход свободный, денег-билетов не спрашивают, в буфете чай, кофе, бутерброды, пирожные. Туалет прекрасный. Залы роскошные, с зеркальным потолком в кубиках, с мягкой мебелью, телевизором, с белым фортепьяно. И похоже все это на какой-то маленький ЦДЛ, где все – писатели-поэты, кавалергарды, хотя бы только друг другу и известные, но ведь и тем же лучше. Тем способнее самого себя считать таковым, а, стало быть, и грудью расправиться, и… Так что , как ты понял, мне тут понравилось, тем более что в каком-то углу меня приняли за меня, и мы потрындели за литературу, а поскольку рядом был Петя Капкин, который, как известно, в плохое место не придет, то вот тебе и рекомендация.И вот – Салон. И чтения стихов по четвергам устраивают. Опять же все наши: Ерема, Ваня Жданов, Т. Щербина из Парижа, Пригов, Миша Айзенберг. Ждут то ли Егора Летова, то ли Андрея Битова, народ прилежно внимает, и запись телевизионная идет, и люстры горят, и все по-простому, без церемоний, без нуворишей с телохранителями. Что до поэтов, тут сложнее. Не важно, что Ерема и Миша Айзенберг не пишут, а Ваня Жданов пишет в меру, а Пригов, напротив, быстро идет к заветной цели в сто тысяч стихов. Главное, что все это не важно по сравнению с теплом, с буфетом с милыми незнакомыми рожами. Что-то умерло, ушло под воду и больше не существует. Это ясно, когда видишь былых наших кумиров или читаешь их вирши и диву даешься, чего же ты в них находил. Это ясно, увы, и когда читаешь наших ровесников . Словно воздух из всех выпустили.Может, потом когда-нибудь в тишине да в слезах что-то возникнет, пока же, увы, время сильно сдвинулось к концу века, оставив многих в неприличном и голом анахронизме. Я же, как и ты, не будучи ни в каком из времен, на перемену их смотрю с прохладой, более следя за стилистическим единством. О последнем же вот прелюбопытная штучка. Слава Лён, о котором в последнее время пишут все более с пометкой: Париж (см. “Московский комсомолец” за 22.10.94), имея, конечно, в виду его поэтическую экстерриториальность, так вот Слава обнаружил и опубликовал в “Новой литературной газете” Гуманитарного фонда фрагменты утраченного, как думали, романа Венедикта Ерофеева “Дмитрий Шостакович”. Сенсация! Вот тебе, впрочем, две первые попавшиеся строки. “Милиция ехала долго – верхом ездить она не умела. Да и лошади пали – в год великого перелома. Ребер”. И все так. Я поразился, насколько Веничка в 1972 году умел писать, как Слава Лён в 1994-м! Рассказал об этом Гале, она и говорит: “Не вздумай где-нибудь об этом писать!” – “Да почему?” – спрашиваю. “А где бы ты был, - говорит Галя, - если бы не Слава Лён? И вообще, много ли в нашей жизни есть людей, которые хорошо к нам относятся?” Она права, и я пишу только тебе и под большим секретом, ведь тираж “Новой литгазеты” всего тысяча экземпляров, никто не заметит, поскольку сегодня мы все и анахронистичны, и экстерриториальны. Пиши, что хочешь. Слава – молодец. Говорят, Веничку хочет выкопать из мест общего погребения, перенеся оных прах к себе в деревню и приватизировав для рецептуального поклонения. Напечатал я тут в “Общей газете” рецензию на выставку Б. Мессерера, а Слава говорит: "“то же вы, Игорь, ни разу не написали в рецензии слово “рецептуализм”? В отличие от Коли Климонтовича, который в “Коммерсанте ” написал, что есть-де такой рецептуализм, о котором никто, кроме Славы Лёна, не знает.И вот я, хоть и в частном тебе письме, а не могу не написать: рецептуализм, рецептуализм, рецептуализм… Ведь Слава, как всегда, верно все вычислил. Где же еще и кому, как ни нам, которые никто и нигде, дано подделать из нашей точки вне истории все, что угодно? Книги, мысль, латынь, Веничку, Цицерона. Это как Грабарь, который в своих реставрационных мастерских делал рембрандтов и рафаэлей, так и мы в своем начитанном рецептуализме будем скоро писать временно утраченных римских историков и новые “Слова о полку Игореве”. Слава, конечно, как всякий первопроходец облажался. Но мы, уверяю, не промахнемся. Я ведь и сам, признаюсь, давно уже пишу афоризмы от Псевдо-Гераклита до Псевдо-Паскаля, расставляя по ходу столетий ссылки на них, маскируя и цитируя. С языками, конечно, не все просто. Как писал Пригов: “Что по-индийски Кундалини, по-иудейски же – никак”. Ну да как-нибудь вывернемся. Слушай, я тут тебе понаписал, страшно перечитывать. Ты спрячь и никому не показывай, а то, говорят, “Независимая газета” теперь за письмами моими охотится. Будь осторожен и здоров. Пока. Игорь Шевелев. Ноябрь 1994 года. |