Михалик будто бы пишет о “бытовых образах в западноевропейской живописи 15-17 веков”, но это, конечно, для непосвященных. А на самом деле книга о том, как уйти в картину и при желании не возвращаться. И то сказать, картины старых мастеров – не единственное ли еще доступное нам место, в котором есть смысл? Михалик о том и написал – что за ветры дуют по ту сторону масляной живописи, в какие двери идти, какие открываются перспективы. К примеру, центр тамошней жизни, говорит он. Кухня. Вспомни брак в Кане Галилейской, Тайную Вечерю, трапезы ангелов. Итак, идешь на кухню – а дверь туда, как правило, всегда настежь, - перед тобой очаг бытия, печь Вселенной, кладовая плоти… Думаю, ты это оценишь в своей нынешней жизни в окружении звезд, пчел, зим и пространства. Это ведь только говорится так: “жанр”, “пейзаж”, “натюрморт”, - а на деле-то место, где можно и нужно жить, перекресток потусторонки, а не пустоты…

Редакторы, замечу, всегда подозревали у Михалика что-то подобное, только вот уловить не могут. Верхом подозрений было то, что он имеет в виду “кухонную интеллигенцию” (почему бы и нет, но какого века? Какой вечности?). Книга бы его так и пылилась в редакциях, не спаси ее масон Сорос – известный человек с двойным дном, - а, стало быть, Михалик теперь масон тоже, а заодно и все мы, разбежавшиеся по цветным репродукциям его книги!

Ты уехал от нас, не желая иметь ничего общего с этой странноватой жизнью. Но разве я и мне подобные не живем здесь только отчасти? Сейчас, кстати, страшно ноет зуб, и я бы с удовольствием слинял отсюда вовсе. И вот я читаю у Михалика о “погребном караваджистском свете”, в котором пребывают съестные запасы Вселенной – а могу ли я не числить и себя среди них… - и, естественно, бегу в этот погреб, к этому Караваджо. Увы. Он гомосек, но зато какое освещение!..

С другой стороны, кому, как не Михалику, знающему толк в застолье, было уловить “подогретое” состояние подлинной жизни, которую мы сыскали в старых мастерах, ее скрытое дионисийство, которое, как он пишет, разгорелось ярким пламенем в век Рубенса? Разве не добрые пять звездочек застоя просветили разум автора, доведя до счастливого слияния с натурой – классической живописью, столь прекрасной слившейся с чуть пьяноватой и поддатой материей? Как у тебя, кстати, с этим делом? Прислать тебе ликеров, грузинского вина, молдавского, массандровских (вот что творит валютный рубль!), или обходишься своей медовухой, дабы ею обнадежить трепетно пульсирующую плоть бытия, ныне, к сожалению, безысходно бьющуюся в моем зубе… На зубного врача нет ни денег, ни знакомств, разве что цитата из Андрей Белого: “Из-за зубной боли он находился по ту сторону добра и зла”. Черт с этим, но я не хочу быть по ту сторону кухонного подполья, воспетого Михаликом Соколовым, с многочисленными припасами по стенам, старыми картинами и потайными библиотеками. Представляю, какие длинные, извилистые, удобные погреба и потайные ходы ты вырыл в своей фазенде на случай глада. Мора и нашествия окрестных крестьян! Со своей стороны предлагаю тебе “Пир в доме Левия” Паоло Веронезе (стр.148). Именно там, уйдя от погони века сего, мы мирно и по-масонски договоримся, вроде бы и на виду у всех, а не узнанные, о делах наших скорбных, как говаривал памятный тебе Горбатый (я за правой колонной с наклоненным подносом…)

Представляю, как ты будешь читать книгу Михалика – вслух и нараспев, повторяя от удовольствия некоторые пассажи, подолгу разглядывая картинки, задумываясь и исчезая из мира сего – и завидую заранее.