|
Игорь Шевелёв. Четвертое письмо другу. О жизни без слов. Ты вот, небось, думаешь, что я не пишу, потому что водку пью, а я, может, о своей национальной идентичности размышляю. Сейчас тут у нас это модно. Когда-то в начале века один бодрый писатель написал целую книгу "Почему мы их не любим". Понятно, кого "их" - "нас" то есть. А почему нас, то есть их, мы, то есть они, не любим? Потому что боимся, что они, то есть мы, не любят нас, то есть их, а поэтому лучше мы сами не будем никого любить, а их в особенности, чтобы опередить их, то есть нас в нелюбви к нам, то есть им. Очень похоже на сумасшедший дом, который, в общем-то, и происходит. Вы, гады НАТО, наших сербов угнетаете. Так мы вам за это своих чеченцев перебьем, сколько влезет. Вы, гады Bank of New York, наши банковские счета не пропускаете, так мы своего московского мэра покоцаем вместе с его милицией и прочей предвыборной камарильей. Вы, гады ФБР, нашего разведчика поймали, так мы вашу шпионку на платформе в Измайлове при всем честном народе опозорим со всеми ее таблетками для тайнописи, которыми еще Ленин из тюрьмы молоком между строк коммунистического манифеста писал. Короче, вы нам двойку в дневник, а мы вам свой нос на морозе отморозим! Конечно, чего тут говорить, водку пить проще и безопасней, чем в своей идентичности ковыряться. А если все кругом ковыряются? Одни хохочут, другие рыдают, третьи орут: "Так вам, сволочи-олигархи, и надо! Как прижали американцы вам хвост, так сразу про русский народ и вспомнили. А то виллы в Малаге да очередной транш кредита МВФ для предвыборной гонки - одни на уме!" Кто-то рожи корчит, кто-то стихи читает про "умом Россию не понять", кто-то Сороса жалеет, который всюду биржи и курсы валют обвалил, а тут, в России, его самого много раз и по разным поводам кинули, кто-то с санитаром драться хочет, кто-то таблетки за щекой держит и на уколы идти отказывается. Лучше уж "квасить" водкой да политурой, чем тут без смирительной рубашки пребывать и системой "Град" дискутировать. Тут давеча лучшие умы по телевизору обсуждали, почему о нас за границей плохо пишут и очень даже неприятная картинка все время в заголовке новостей идет? Решили, потому что сами о себе плохо пишем. А будем писать о себе хорошо, все сразу и поймут, какие мы хорошие. И картинка в заголовках мировых новостей из России будет идти бодрая как на старом детском питании фабрики "Красный большевик". Но шутки в сторону, уж больно шутка стала навязчивой и от жизни неотличимой. И сумасшедшие дома, на самом деле, все сплошь позакрывались из-за отсутствия лекарств и неоплаченного медперсонала. Пациенты ринулись в Думу, но, видать, их и оттуда шуганет всякая оргпреступность и президентская администрация. А ведь все сумасшествие оттого, что, действительно, никак не удается адекватно описать нашу жизнь. Есть совершенно явное ощущение, что она какая-то не такая. А язык ее описания у нас - европейский. Петром Первым у голландцев и немцев заимствованный. Пушкиным на французах очищенный. Толстым и Достоевским по английским образцам в роман обращенный. Большевиками по ленинскому катехизису с начальных школ преподанный. Вот и выходит, что я хочу тебе в своих письмах все как есть описать. Все эту нашу домашнюю теплоту и привычность, отсутствие спеха, холод за стеной и жар в доме, приятную тесноту в метро и автобусе, тишину русской речи - а выходит какая-то кривая усмешка и сплошная Чечня. Потому что, как всякий интеллигент, давно привык смотреть на эту жизнь глазами европейца, то есть как на нечто дикое, абсурдное, достойное отточенного французского афоризма де Кюстина. И происходит нестыковка: ощущение одно, а описание другое. Исходишь желчью и благородным гневом, а бросить и уехать отказываешься, потому что самой своей жизненной основы боишься лишиться. И только вдруг увидишь свою жизнь как бы со стороны - и лишишься и языка, и всякого ее понимания. Таким взглядом изнутри и со стороны вполне можно считать документальный фильм "Четырнадцатилетние. Рожденные в СССР", получивший совсем недавно американскую премию "Эмми" для лучших - неамериканских - фильмов. Сюжетный ход прост как жизнь. Семилетних детей из разных концов СССР снимали в 1991 году. Тех же детей снимали в 1998 году. Дети и впрямь остались теми же. Только жизнь вокруг изменилась да так, что жутковато становится. И, главное, никаких ведь ужасов. Мальчик, внук редактора "Правды", готовится на факультет журналистики, снимает с иронией лужковский День города. 7-летняя девочка из Питера говорит, качаясь в кресле, что в этой стране жить невозможно, тут одни идиоты. Но в 14 лет она никуда не уехала, а просто ни одноклассники ее не понимают, ни мать с отчимом, она пыталась отравиться снотворным и говорит уже, что везде плохо. Близняшки уехали в Израиль, живут рядом с границей, показывают бомбоубежище, мальчик уверен, что лет через пять здесь будет новая война. Мальчика из детдома наконец-то удалось усыновить в Америку. Теперь его бывшие товарищи смотрят с завистью по видео как он плавает в бассейне, а сам он глотает слезы, что новая американская мама не любит его и уже по ходу фильма он переходит в новую семью. И так далее. Дочь священника из волжской деревни. Ее сосед засегдатай дискотеки, кончающейся каждый раз побоищем под водку. Мальчик-грузин, семь лет назад не желавший говорить по-русски и хотевший купить "мерседес", видел за эти годы гражданскую войну. Мальчик с рабочих окраин Москвы, увлекающийся рэпом и воюющий со "скинами" - московскими фашистами. Близнецы из "веселого поселка" на окраине Питера, где милиционеры приторговывают наркотиками. Мальчик-киргиз, торгующий газетами, и мальчик-литовец, занимающийся единоборствами. Девочка с берегов Байкала, тоже пытавшаяся наложить на себя руки. Русская девочка из Грузии, в начале 90-х мечтавшая уехать в Россию, а в конце - в Турцию. Семилетний мальчик-беженец из Баку, которого не нашли спустя семь лет. Этот наплыв жизни поражает именно потому, что нет языка, нет слов, которыми можно было бы все это объяснить, описать, понять. Только смотришь, узнаешь и - сжимаешься: кто мы? откуда? зачем? Фильм "Четырнадцатилетние. Рожденные в СССР" снимал режиссер, ныне занимающий должность секретаря Союза кинематографистов. Он возглавляет документальное кино России и пытается создать документальный архив 90-х годов. Потому что оказалось, что в стране не осталось кинолетописи перестройки. Оказалось, что постсоветскую Россию никто не снимал. А если кто-то и снимал, то это не сохранили. Потому что как только перестали заставлять, то оказалось, что никаких структур в обществе больше нет. Что можно продать пленку на серебро, а деньги перевести за границу, что можно продать кинокамеру, можно продать помещение и можно ничего не делать - а вот что-то делать, выходит, нельзя. И дети в фильме говорят именно об этом. И режиссер хочет сохранить хоть что-то. И следующая часть фильма будет отснята еще через семь лет. ЕБЖ - как говорил Лев Толстой: если будем живы. . . Со стороны по-прежнему кажется, что страна ударилась в ретро. С упоением смотрит советские фильмы, слушает советские песни и мелодии, готова по-советски ловить шпионов, врагов и лазутчиков западного окружения, все теснее сжимающегося вокруг молодой российской республики. 25-летние люди с умилением вспоминают свое пионерское прошлое и с упоением смотрят Штирлица. Мой 11-летний сын, увидев в супермаркете баночку куриного паштета, вспомнил как он ел ее "в детстве" и какая она была вкусная. Пришлось купить и съесть ее потом самому, потому что в воспоминаниях сына она была вкуснее, чем в реальности. Неясная ностальгия расширяет жизненное пространство затюканного обывателя, а кто из нас не таков? Вот в Доме кино выступают бард Сергей Никитин с кинорежиссером Петром Тодоровским. Играют на гитарах мелодии Дунаевского, Нино Рота, самого Петра Ефимовича. Тепло и душевно, плакать хочется. И сам Тодоровский выступает и говорит, что если бы не Никитин, придумавший эти вечера под названием "Ретро вдвоем" с музыкой и кадрами из "Интердевочки" и "Военно-полевого романа", то совсем бы тяжко пришлось. Два сценария уже написал и напечатал Тодоровский-старший, а денег на съемки нового фильма нет и когда будут - неизвестно. Может, в новом году министерство финансов расщедрится, даст деньги министерству кинематографии, а там уж хоть какую-нибудь часть выделили бы. . . А что еще делать классику российского кино? Помирать? Играть в метро? Уж лучше в Доме кино перед любящими интеллигентами в потертых пиджаках и свитерах. То есть чем хороша здешняя московская жизнь? Куда ни пойдешь, всюду лежит пища для размышлений. Давно уже меня интересовало, откуда в Москве взялось столько галерей и на что они живут? Даже когда их стало в несколько раз меньше, чем прежде, вопрос оставался. Картины художников не продаются. Те банки, которые на волне дармовых денег собирали "коллекции современного искусства", давно уже выбросили эти коллекции неизвестно куда, чтобы продать за любую сумму помещения, занимаемые этими коллекциями. Ну понятно, если хозяйка галереи - жена или подруга банкира. А если нет? Если хозяин галереи, к примеру, мужчина? Тогда как эта галерея существует? Поэтому я с радостью пошел на вернисаж в галерею, названия которой не скажу из чувства самосохранения, но которую давно уже заметил: на всех сборных вернисажах и арт-ярмарках именно у нее угощали лучшими французскими винами и шоколадом. Шел я туда морозным темным вечером от метро "Маяковская". Полгода, наверное, не шел этой дорогой и не узнавал столицы. Подсвеченные рекламные щиты над самым Садовым кольцом сулят райские наслаждения. Непонятно от чего, но все равно приятно. Кругом какие-то новые роскошные витрины, клубы и казино, перед которыми стоят швейцары в малиновом чем-то на вате, похожие на кучеров из дореволюционных преданий. Рестораны, пункты обмена валют, новые роскошные здания с башенками по новорусской архитектурной моде. Говорят, что себестоимость всего этого в нынешней Москве во много раз дороже, чем в мире, и в сотни раз дороже, чем по России, но ведь строят же! Чем хороши люди в нынешней власти - что московской, что российской - так это тем, что денег на жалеют. А поскольку еще борются друг с другом на выборах, то друг друга в этом же самом и обвиняют! Кому абсурд и смехота, а кому, как мне по пути от "Маяковки" - радость для глаз и услаждение для мысли. Люблю, знаешь ли, со вкусом поразмышлять, особенно на пустой желудок в предвкушении фуршета. Все было как и предполагалось: тепло, светло и мухи не кусают. Культурно играл старинную музыку квартет нанятых музыкантов. Культурно шумела публика, эту музыку почти не слушавшая и картины почти не смотревшая. Разговаривали друг с другом, поскольку все были друг с другом знакомы и рады. У каждой галереи своя тусовка, свои постоянные гости, и к чужим не ходят. У меня, как тебе известно, тоже есть свои знакомые среди художников, но тут их не было, что и позволяло наблюдать жизнь со стороны и пытаться ее понять. Художник был откуда-то с Кавказа. Что и подтвердилось, когда вступительное слово говорил глава московской диаспоры то ли адыгов, то ли черкесов, то ли тех и других вместе. Разносили очень вкусные пирожки с мясом, грибами и живыми ягодами. По каталогу галереи было ясно, что хозяин ее отдает явное предпочтение уроженцам кавказских республик, чья живопись показалась мне почему-то даже менее интересней, чем места их происхождения. В том же помещении, что и галерея, находился большой книжный магазин большого книжного издательства, также принадлежащего хозяину галереи. Кто-то сказал, что именно книгами тот и зарабатывает на неплохую жизнь. Одна из выпущенных книг попалась мне на глаза, и в выходных данных я прочитал, что популярная в стране и Москве издательская фирма расположена, судя по своей лицензии, в республике Ингушетия, в славном и тревожном городе Назрани. Разносили французское шампанское. Прошел хозяин галереи, совсем не похожий на одного их беженцев, заполонивших эту самую Назрань. Скорей всего, суть заключалась в офшорной зоне, которой недавно считалась Ингушетия (не знаю, как сейчас, не скажу), в связи с чем можно было не платить никаких налогов. Из малозаметной дверцы в стене вынесли еще шампанского и шоколаду. А я-то думал, что в каждой из таких галерей в подвале продают оружие, а оно-то вишь как, гораздо проще. Хотя и не до конца еще ясно. Но жизнь, к счастью, еще не закончена, все разгадки впереди. И, получив от приятеля замечательный альбом художника Михаила Шемякина (к этой галерее никакого отношения не имеющего, хотя и происхождения явно восточного), где репродукции были переложены не менее замечательными стихами этого самого приятеля, а именно известного тебе поэта и человека Славы Лёна, достойный рассказ о котором занял бы не одно мое письмо, я побрел, довольный теперь уже к станции метро "Пушкинская", бормоча одно из Славиных стихов, написанных к шемякинским Петрам, Петербургам, фигурам, девушкам, крысам: "666 - Зверя число! - и вот было РОССИЮ съесть КРЫСЕ какой! - живот лопнет коли - не беда: у Беса на выкидыш есть горячая сковорода 666". Или вот еще - по поводу сковороды. Пошел на книжную выставку "Non-fiction" в Центральном Доме художника. Кругом куча наших с тобой знакомых. Прямо у входа подхватил меня Борис Пастернак, но не тот, что поэт, а тот, что редактор газеты "Время МН" и издатель роскошной серии "Книги века" - "Самиздат века", "Строфы века", "Проза века". Показал мне только что вышедший том "Детектив века". Огромный красивый кирпич за тысячу страниц большого формата. А на выходе, говорит, "Кухня века", которую почти уже совсем дописал Вильям Похлебкин. Ну там, конечно, чудеса: от того, что ели Ленин-Сталин до всяческих кулинарных чудес, от океанической рыбы до сырка "Дружба" под стакан на троих. Об океанической рыбе Пастернак и рассказал, вычитывая очередную из глав. Появилась она на столе у советского народа, как кто-то помнит, в начале 70-х. Но вот какой казус случился. Оказывается, строго-настрого у этой рыбы нельзя было есть ни голову, ни хвост, ни плавники, ни прочий отход. Но как сказать советскому народу, что 50% купленной им на честные трудовые доходы рыбы, в пищу ни в каком виде употреблять нельзя, в том числе и варить из всего вышеизложенного суп - главное семейное угощение? И так ведь, подлецы, и не сказали, что все, что мы ели - есть было нельзя. Большая, оказалась, государственная тайна, до которой ни одно ЦРУ не дотумкалось. Теперь вот вся эта кухня века из нас боком и поперла! Сплошной фикшн и нон-фикшн. А в остальном, дружище, ничего. Книжки продаются и даже выходят. И для сексуальных меньшинств, и для интеллектуальных. Тут же среди книг была затеяна галереей "Ковчег" (муниципальная, дружок, никаких чеченских денег и продажи гранатометов из-под полы!) маленькая выставка "НЭП" - рисунков 20-х годов. К'айне, как сказал бы Владимир Ильич, своев'еменная штучка! К примеру, сидит в ресторане упитанный мужчина и говорит:"Хорошо, что налоги надо платить с дохода, а не с трат. . . " Впрочем, в полном объеме выставка еще откроется через несколько дней, и я тебе напишу о ней ("ЕБЖ" - Л. Толстой) уже в следующем письмишке. А так, обратно шел сквозь дождь с профессором МГУ Владимиром Ивановичем Новиковым, который рассказывал, что живет очень даже хорошо, честно получая свои профессорские 1, 5-2 тысячи в месяц. Рублей, естественно (60-80$). В связи с чем и откланиваюсь. Твой Игорь.
|