Привет, ты пишешь, что разногласия по поводу чеченской войны достигли и вашей богоугодной Америки, особенно среди эмигрантов. Что все больше наших бывших приятелей выказывают себя великорусскими шовинистами и передовиками борьбы с всемирной мусульманской угрозой в виде независимой Ичкерией. Что ты уже боишься с ними общаться, а то доходит и до ссор и разорванных отношений. Что говоришь теперь исключительно о погоде и налоговых декларациях.

Очень хорошо тебя понимаю. Меня самого поразило, когда Натан Щаранский выступал по официозному каналу телевидения с рецептами как надо бороться против Чечни и террора, как будто напрочь забыл как сам был объектом точно такой же борьбы – только в виде сионизма и диссидентства. Ведь ничто с тех пор не изменилось. Сегодня Чечня, завтра Америка, позавчера и послезавтра - космополиты и внутренние шпионы. А суть, то есть методы человеконенавистничества, остаются те же самые.

Понятно, что нехорошо похищать людей, отрезать головы, требовать выкупы. Но это нехорошо не только в Грозном или Гудермесе, но и в Москве или Рязани. Да вот третьего дня нашли в мусорном контейнере неподалеку от нас разрезанное на куски тело женщины. Да вот через две недели начнет таять снег, и из-под него по всему Подмосковью станут появляться останки пропавших за зиму граждан “свободной России”. В том числе, не дай Бог, и жена известного футболиста и нынешнего тренера ЦСКА Олега Долматова, пропавшая в начале февраля. Может, ООН и НАТО начнут по этому поводу ковровые бомбардировки Москвы и прочих городов?

Но ведь именно так поступило правительство Путина. Уничтожить Грозный и всю Чечню. Согнать всех мужчин, а то и женщин, которые, как известно, все – снайперши, в фильтрационные лагеря, и там пытать их. Закрыть Грозный и грабить переживших бомбардировки жителей, в основном, русских. Захватить Андрея Бабицкого в качестве заложника и торговать им.

Дело ведь не в “отдельных беззакониях”, как далекий и заграничный доброжелатель может все это воспринять. Дело в нищей, запуганной, несчастной армии, попадая в которую 18-летний недокормыш теряет последние остатки человечности. Он окружен врагами, которым мстит. Отныне враги будут окружать его всюду. И в армии, и на “гражданке”. Пока он всех не замочит, или пока его не уничтожат.

Потому что в людях, не терпящих несправедливости, чеченская война сеет ненависть. Иногда по телевидению показывают не только запуск реактивных снарядов установки “Град” или ковровые бомбардировки самолетами. Вот отряд чеченцев выходил из Грозного по минному полю. Шли по двое – справа и слева, прокладывая дороги следующим. Взрываясь.

Оператор новостей показывает девичий блокнот. Красиво выведено название модной рок-группы “Мумий Тролль”, вот и сама девушка с длинными волосами сидит на скамеечке. Моя дочь рисует такие же. И на бесплатный концерт “Мумий Тролля” пыталась недавно попасть. Правда, концерт отменили. Купила кассету, получила автограф солиста, была счастлива, когда он спросил, как ее зовут и сказал: “Вот, Юлечка, пожалуйста”. Так кто там, моя дочка по минному полю шла?

Уровень солдат, пытающих чеченцев, спиливающих им зубы напильником, продающих их матерям за тысячу рублей и бутылку коньяка, издевающихся над Бабицким – нам неизвестен. Мы, в отличие от твоих нью-йоркских приятелей и забывшего все министра Щаранского, можем его предполагать. Зато виден уровень генерала Шаманова, который по телевидению ухмыляется, что полевые командиры, “козлы” пошли первыми на минные поля, в то время как наш народный герой-партизан Ковпак посылал сперва специальные группы, которые расчищали ему дорогу к кремлевским наградам. Вот и Шаманов еще одну генеральскую звездочку схлопотал.

Чем дальше идет “антитеррористическая операция”, тем все больший страх охватывает страну. Младшему сыну звонит одноклассник, что их дом заминирован, и они уехали к бабушке. Выглядываем в окно. Три 22-этажные башни зияют темными окнами. Цепочка жителей движется к ближайшей школе. Ищут заложенные бомбы? Поздним вечером окна в домах наконец зажигаются. На следующий день сын рассказан, что в подъезде нашли сумку с тротилом. Всю неделю дети разносят слухи, что дома были заминированы, что школа была заминирована, что все было заминировано. Если и было заминировано, если и была сумка с тротилом, то наверняка подложенная ФСБ-шниками. Для паники. Чтобы и Чечню проглотили, и “спасителя” Путина избрали. Рецепт найден. Не проглотят, не изберут – можно еще пару домов взорвать.

Потому что люди – мусор, пыль, ничто. Из 1 200 000 человек, умирающих каждый год в России, 980 000 умирает от сердечно-сосудистых болезней, от инфарктов. На Западе половину из них спасают. В России они не нужны, чем быстрей подохнут, тем меньше денег на дармоедов тратить надо. Думаешь, преувеличиваю? Да только что Ренат Акчурин, оперировавший в 96-м году Ельцина, не выдержал, собрал пресс-конференцию. “Под шунтирование” президент обещал оплатить государственную программу борьбы с сердечными заболеваниями населения. Год программу писали. Написали. Денег за год не дали ни копейки. А теперь и вовсе – официально “заморозили”. То есть аннулировали. Вместе с сердечниками, которых она должна была спасти.

Новой “спецслужбной” власти она не нужна. Они и так здоровые. Все из “органов”, с сердцем не связанных. Зато военные заказы увеличивают. Зато “вакуумных” бомб на Чечню не пожалеют. Русская дорогая нефть сегодня пахнет кровью и выборами. И сердечной недостаточностью в общероссийском, а там и в мировом масштабе. Потому что зло заразительно. Приятельница работает в банке. В комнате с ней сидят пять молодых людей немалого, видно, достатка. Они могут обратиться к ней с вопросом, как пишется слово “уважаемый” – вместе или раздельно, но все, как один, выступают за ковровые бомбардировки Чечни, за то, чтобы “раздавить гадину в ее логове”, как заметил только что министр обороны.

Что мне сказать по поводу твоих нью-йоркских русских знакомых, выступающих за то же самое? Возможно, они имеют в виду не чисто животных инстинкты ненависти к себе подобным, которых принимают за неподобных. Возможно, они огородили себя “идейными принципами”. Типа борьбы с мусульманским заговором. Который сменил или сменит идею еврейского заговора. Или славянского. Или буржуазного. Или мужского. Или олигархического. Или любого другого, поскольку недоумка проще всего определить по масштабу идеи, которую он защищает. Чем больше идея, тем больше недоумок.

Когда-то Ахматова попала во время войны в эвакуацию в Ташкент. В доме над ней жили антифашисты, эмигрировавшие из гитлеровской Германии. Целыми сутками они там скандалили и воевали друг с другом. Ахматовой это надоело и она сказала знакомой: “Если антифашисты таковы, то какими же должны быть фашисты!” Перефразируя ее, спросим: “Если такова антитеррористическая операция, то какой же должна быть – террористическая?” И ответим: “Точно такой же!” Красный террор, белый, мусульманский, коммунистический, православный, рыночный... Увы. Есть хорошие люди и есть подонки. Последние размножаются именно тем способом, который принят в сегодняшней России в виде государственной политики. А воровство, прямой бандитизм и избиение слабых – прилагаются.

Выхожу сегодня в подъезд, рядом с лифтом объявление приклеено. “Приглашаются молодые подготовленные люди до 40 лет принять участие в боевых действиях на Северном Кавказе. Приглашаются сержанты запаса на 3-месячное обучение, после чего им присваивается звание младшего лейтенанта запаса. Обращаться в военкомат”. Дело, кажется, задумывается всерьез и надолго. Замирением чеченского и собственного народа – дело не ограничится. Пока гадину не раздавишь в ее гнезде, она так и будет плевать ядом. Чем дальше, тем больше. И недавно восстановленный советский знак качества на нее ставить не надо – и так узнаваема.

В Библии область, занимаемая нынешней Россией, называлась страной Гога и Магога. Почему-то ничего хорошего отсюда не ожидалось. Наоборот, в последние времена отсюда должны были изойти довольно неприятные полчища. Библия, как идея, тоже довольно опасная штука (см. выше про идеи). Все эти войны плохого с очень плохим. А того – с еще худшим. Таковы люди по их природе. Это как Кафку спросили, как он относится к своему еврейству? Он сказал: “Я и так еле выношу, что я – человек, а вы еще с этим...” Люди по природе своей склонны вести гражданскую войну друг с другом. Можно называть это страшным судом, который уже идет. Можно - седьмым или любым иным днем творения. Дело от этого не меняется. Мы – внутри.

В Центральном доме художника открылась выставка израильской фотохудожницы Шай Гинот “В начале...” Книга Бытия – через израильские пейзажи. Собрались люди. Поставили столы с выпивкой и закуской. Открыли выставку. Сказали слова. Стали угощаться. Кому-то фотографии нравились, кому-то не очень. Низкие потолки в зале. Довольно душно. Знакомый председатель международной конфедерации художников сказал, что администрация Дома воюет с ними и не пускает их художников к себе бесплатно, а у тех и так денег нет. Шампанского было много. Интересно, как насчет кошерности? Вряд ли. Какой-то совершенно незнакомый человек, оказавшийся фотографом Сергеем, заметил, что у меня совершенно библейское лицо. Что бы это значило? Рассказал, что год начался плохо, у него умерла мама. Теперь он понял, что и сам может умирать, вроде как ничто больше не держит, не будет стыдно перед мамой, что умер, не расстроит ее. Я и сам заметил это. Родители закрывают нас от этого рва. Их нет – значит, мы следующие. Теперь сам закрываешь своих детей, хотя бы они этого и не понимали. Да и, конечно, их это расстроит. Не спросил, есть ли дети у Сергея?

В улочках Арбата открылась галерея “Сегодня”. Или “To day”, что одно и то же. Выходишь из метро “Арбатская”. Там в переходе книжный развал, где со складов продают книги по бросовым ценам. За десятку (примерно 30 центов) купил любимого Ромена Гари “Обещание на рассвете”, роскошное издание Виктора Ерофеева “Пять рек жизни”. С книгами иду по Арбату, примерно на середине сворачиваю в Староконюшенный переулок, оттуда в Сивцев Вражек,а уже из Сивцева – в Малый Власьевский. Вот здесь и стоит этот единственный в Москве, послепожарный деревянный особняк 1814 года, известный ныне как “дом Розенблюма”. Розенблюм – мастер и педагог художественного дизайна и конструирования, поднял этот дом буквально из руин и передал галеристам. Сперва ассоциации галерей, теперь вот – галерее “Сегодня”, возглавляемой Ириной Ефимович-Пьецух, женой известного писателя.

Саму Ирину Борисовну поразило, что галерея досталась ей совершенно бесплатно. Кто-то из богатых друзей сделал ремонт, кто-то подарил линолеум, кто-то развесил лампы. Известный художник Анатолий Слепышев принес свои и своей дочери-художницы холсты и развесил их в пяти или шести комнатах галереи, переходящих друг в друга по кругу.

67-летний живописец в советское время не признавался официальным Союзом художников, зато был любим и почитаем такими людьми как Эльдар Рязанов и Алла Демидова, модельер Слава Зайцев и бывший пресс-секретарь Ельцина и бывший посол в Ватикане – Вячеслав Костиков.

Во времена моды на русское искусство в начале перестройки А. Слепышев хорошо продавался на Западе, потом и вовсе уехал в Париж, где прожил пять лет. Сейчас вышло два его альбома, красивых, на деньги спонсора, молодого вполне человека, которому нравится его творчество. Один альбом так и называется: “Парижский период”. Другой включает помимо отличных репродукций еще и дневники художника, напечатанные факсимильно, со всеми исправлениями, вставками, перечеркиваниями, написанные почти детским почерком этого пузатенького, хитроватенького мужичка и блестящего живописца.

Дневник примерно такой: “Жизнь художника идет своим чередом изо дня в день однообразно и в центре Европы, и в Москве. С утра встал, позавтракал и носом в палитру. Мазки, мазки, сдирание краски мастихином и опять мазки до самого вечера, пока есть свет. Чтобы завтра опять носом в палитру и за новое переведение красок и холстов”. Далее про контур пятна, неощутимость времени, прогулку по парку. Думаешь, да как же он там в Париже выдержал, кому он там нужен? Ведь это только тут, в России есть люди, готовые ценить в человеке одержимость тем, что как бы никому и не нужно – ту же живопись, например, которая давно уже прошла, стала элементом интерьера, рынка, определенного спроса под ту или иную окраску стен или обоев. Ведь это только здесь, запрещая живопись или литературу, придавали ей высший смысл существования вопреки. И человек превращал свою жизнь в сгусток энергии, готовый пробить стену.

И думаешь, идя Арбатом обратно к метро: ведь это только здесь, почти запретив жизнь, сведя ее к первобытному стоянию на пороге смерти, опять наделяют ее высшим смыслом существования вопреки, сию минуту, здесь и сейчас. Принюхиваешься к темному влажному воздуху: кажется, скоро весна.