литературные герои

-За толстую книгу в 20 с лишним печатных листов (в печатном листе – 24 страницы) издатель без зазрения совести и багрянца на лице может заплатить известному писателю 10 тысяч рублей. Книга эта могла писаться несколько лет. Щедрых издателей не бывает. Жить за счет сочинительства писатель не может. За редким исключением, когда он удачно пишет массовую литературу.

-Одним из выходов, который избрал и ты, была работа “писателем в газете”. Во-первых, что это такое? Во-вторых, не обиделись ли на тебя коллеги-журналисты, когда ты обобщил свой опыт в нашумевшем романе “Последняя газета”?

-Способы столь же многообразны, как и для остального народонаселения бывшей империи. Я знаю писателей, которые сдают пустые бутылки. Знаю писателей, занимающихся журналистикой, что как бы естественней и ближе к ремеслу. Кто-то сдает квартиру и живет на даче, называть известные имена не буду. В моем случае дело облегчается тем, что идут мои пьесы, за которые все-таки какие-то деньги “капают”. Но раньше, если пьеса шла в Москве, она шла и по всему Союзу. А недавно я сидел на одном банкете плечом к плечу с любимым мною Александром Исааковичем Гельманом, которого считаю очень одаренным драматургом. О каком заработке может идти речь, если одна пьеса идет в одном театре? А ведь он был очень богатым человеком. Кого-то кормят жены, кого-то переводы их книг на другие языки. Но категория последних невелика, и она почти не расширяется, поскольку интерес к России и, в частности, к русской литературе на Западе совершенно иссяк.

-В книге об этом написано. Герой вырвался из страны, потом вернулся в нее. Но это была советская действительность. Сейчас это не актуально: бери чемодан и уезжай. Был в книге еще один аспект. Для советского плейбоя любовь к иностранке входила в джентльменский набор. Как дорогой импорт. Кроме того, приносила и экономический эффект: вещи или книги, привозимые иностранками, можно было продать. Все эти нюансы в романе отражены. Но та реальность уже исчезла.

-Меня всегда занимало, что в советских изданиях и даже в некоторых сегодняшних есть отдел юмора. Юмор или есть, или его нет. Нельзя же сказать, что здесь мы шутить не будем, а здесь пошутим специально. Такое забавное отражение советского менталитета. То же с эротикой. Всякие эротические издания, эротические серии кажутся мне глупостью. Эротика или любовная тема – питательный бульон любой литературы. В этом смысле выделять ее в отдельный жанр глупо. У нас очень слабая словесная культура для описаний эротического характера. Да и менталитет отличается странной чересполосицей. Русский человек то пускается в безудержный отрыв и разгул, то - он же - обнаруживает признаки самого замшелого ханжества. Это отражается на литературе. В любовных историях, рассказываемых нашими писателями, редко можно найти естественное дыхание. Это проблема, но это и хорошее поле для работы современного писателя, поскольку в России такой традиции практически не было.

-Забавный вопрос. Дима Пригов, которого назовем, как он просит, Дмитрием Александровичем, когда-то мне сказал: “Удивительно, Коля, вам уже за тридцать, а у вас явственный комплекс младшего брата”. Действительно, мои литературные друзья всегда были серьезно старше меня - от десяти до двадцати лет. Я тянулся к ним, учился. Могу вспомнить Толю Якобсона, который преподавал мне литературу в школе. Юза Алешковского могу занести в этот список, и вообще многих людей. У позиции младшего есть существенное преимущество. Социологи знают, что младшие члены группы – самые инициативные. Со мной такое тоже бывало. Я выступал инициатором разных акций, начиная с организации Клуба беллетристов, а потом издания альманаха “Каталог” в самом начале 80-х. В положении младшего есть своя энергетика. Нынче же, когда уже пора самому учеников заводить, - а лучше учениц – разрыв с товарищами уже не ощущается существенным, как в юности.

-Поколенческие оценки - вещь условная. Не бывает плохих и хороших поколений. Все люди разные, а человек во власти – просто другой человек. К нему бессмысленно подходить с мерками, с которыми мы говорили о людях искусства. Если человек занимается политикой, работает в КГБ, в контрразведке – это совершенно иной тип. Я его не знаю.

-В России мы никогда толком не знаем, что будет завтра. У нас иная ситуация, чем у западных людей, у которых, в общем-то, все расписано от начала до конца. Мы внутренне готовы к любым пертурбациям и переменам. С одной стороны, это приводит к постоянному стрессу. Недаром люди в больших городах необычайно нервны. С другой стороны, это требует от человека особой собранности, готовности встретить изменившуюся ситуацию. Все это целиком относится и к литературе. Здесь я хочу добавить оптимистическую ноту к очевидным потерям литератора в социальном и финансовом отношениях. Сейчас, когда положение в обществе выравнивается, у писателя появилась возможность вести свойственный ему образ жизни. Конечно, есть борьба за кусок хлеба, но можно и книги читать, их много. Можно проводить время за компьютером и сочинять. Можно просто общаться с друзьями и коллегами, - внешне как бы бесцельно, но на самом деле это бесценное времяпрепровождение для человека данного ремесла. В какой-то момент мне казалось, что все это ушло безвозвратно. Нет, вернулось, и сегодня писатель может жить интеллигентным, погруженным в себя, углубленным образом. А значит жизнь, в общем-то, нормализуется.