-Жанр мы определили как ностальгический империализм. Не имперская ностальгия, которой нет совершенно, а, именно, - ностальгический империализм. Потому что и киевское “Динамо”, и вильнюсский “Жальгирис”, и Вахтанг Кикабидзе, и Донатас Банионис, грузинское кино и рижский бальзам, Самарканд и Армения - это все наше по праву рождения.

-Конечно, это и личный фильм. Я вообще занимаюсь только тем, что мне близко. Как показывает опыт, только то, что тебе интересно, и может дать лучший результат. Поскольку я с четырех лет отдыхал в Латвии, то для меня съемки там были самыми лирическими. Для кого-то это будет Грузия, для кого-то Украина, для кого-то Узбекистан. Это часть нашей жизни.

-Мы искали сокровища Империи, как в фильме “Мумия”. А находили ее следы. Да, газета “Советская Эстония”, где работал Довлатов, и люди, которые с ним общались - это сокровища империи. Это часть русской литературы. Как и Пярну, где жил Давид Самойлов, или Тарту, где работал Юрий Лотман. Но были памятники и другого рода. Чудовищная “русская проблема” в Латвии, где депортировали десятки тысяч латышей и ввезли сотни тысяч русских. Мина, заложенная Сталиным, взорвалась. Латышей можно понять: есть дать гражданство этим людям, то они тут же проголосуют за присоединение к России. И рядом родная Юрмала, Рижское взморье и Лайма Вайкуле. Не получится назвать это чужим.

-Первый, заявочный фильм мы должны успеть сделать к декабрю, к 10-летию распада СССР. А дальше будем показывать фильмы в течение года по мере их готовности. Могу сказать, что для меня 2002 год уже понятен. При том, что остается программа “Итого”, я буду со среды до субботы заниматься ею, а с воскресенья до вторника - этим фильмом. Часовой фильм - это серьезная работа. Для меня, во всяком случае, поскольку прежде я никогда не делал фильмы. Для меня это и новый жанр, и новая интонация.

-Если говорить о моем персонаже, то это - историк, который ведет разговор о стране, в которой мы родились и жили. Это попытка взглянуть на советскую историю республик советских - в контексте их истории. Мы ведь были воспитаны так, что вся история человечества была лишь развернутым прологом к ее кульминации - к истории СССР. От этого дикого невежества и многие наши предрассудки.

-Для меня, знавшего польскую историю по “Борису Годунову” и советскому учебнику истории, много нового открылось в истории польско-литовского государства. Конечно, я знал про депортацию, но масштабов ее не представлял. Мы встречались с людьми по совершенно другим поводам, но половина из них родилась в Перми или на Амуре. Мы нашли фотографа, автора первого советского “ню” - альбома “Цветы среди цветов”, где впервые при советской власти была напечатана обнаженная женщина. Мы встречались с ним как с “лирическим революционером”, оставшимся в памяти. Выяснилось, что он родился в Перми, что до 10 лет не умел говорить по-литовски. Для меня масштабы этой драмы были неясны. Мы привыкли - “лесные братья”, враги, националисты.

-Обычное невежество. Мы и сегодня не учимся на ошибках, не понимаем других. Интеллигентный человек это тот, кто способен встать на точку зрения собеседника, посмотреть на себя другими глазами, увидеть правоту другого. Разве наши сегодняшние чеченские проблемы не в том, что мы не отдадим себе отчет, почему белорусские партизаны, пускавшие под откос немецкие поезда, это герои, а чеченцы, делающие то же самое с нашими - это бандиты? Почему у нас разведчики, а у них шпионы? Так вот, когда снимаешь такие фильмы, иногда понимаешь, что националисты это всего лишь те, кто хочет жить в своей свободной стране.

-Интересно, что теперь в Латвии и в Литве прекрасно стали понимать по-русски. Раньше это “простите, я не понимаю по-русски” было классикой. Сейчас, когда приезжаешь туристом на поезде, а не на танке, оказалось, что все знают по-русски.